http://slon.ru/russia/sezd_zaputavshikhsya_roditeley-885732.xhtml

Съезд запутавшихся родителей

В позиции православных фундаменталистов по поводу ювенальной юстиции есть непреодолимое противоречие. Аборт — нельзя. Потому что эмбрион — не собственность женщины. Он уже человек с правом на жизнь, спасение и прочими правами. А стоит ему родиться — все, не лезь: ребенок — собственность семьи, как хотят, так и воспитывают, в чужую семью не суйся. Вот убьют, покалечат, заморозят, тогда и поговорим. А если не заморозят, но не научат ничему, так это вообще не наше дело. Это при том, что у нас полно женщин, для которых ребенок — просто вовремя не сделанный аборт. И относятся они к нему примерно так же.

Кроме ювенальной юстиции, собравшиеся на съезд и удостоенные высочайшего посещения родители обещали сопротивляться новым образовательным стандартам. Хороши или плохи новые стандарты — вопрос дебатируемый. Но, судя по лицам и речам на съезде, не похоже, чтобы участники волновались, что в школе станет меньше Эйнштейна. Кажется, их смущает, что в школе вообще есть Эйнштейн. «Разве можно представить себе школьный курс литературы без Окуджавы, Ахмадулиной, Высоцкого?» — спрашивал с трибуны Путин. И по лицам собравшихся, несмотря на лучащийся восторг, было видно, что они прекрасно представляют себе школьный курс без Окуджавы, Ахмадулиной и наркомана Высоцкого. Насколько успешные родители сами делегаты, кто их выбрал и послал на съезд с такой путаницей в головах, нам так и не рассказали.

Православная Америка

Еще родители собрались, чтобы поддержать запрет на американское усыновление и вообще проклясть Америку как воспитательный ад. Именно для этой аудитории это довольно удивительно. Ведь они ругают Америку, а у себя хотят, чтобы было так же, как там.

В чем их официальные претензии к Америке? В том, что там в семьях умирают дети. И не только приемные и русские, но и свои, американские — приемные и родные. Умирают и погибают не массово, меньше, чем пока у нас, но чаще и в больших количествах, чем, например, в Европе.

И американские присяжные, американские судьи иногда выносят за это удивительно мягкие приговоры. Условные приговоры, даже оправдательные. Иногда вовсе отпускают — как было с приемными родителями Димы Яковлева.

Происходит это именно потому, что в Америке есть ровно то, чего желают противники ювенальной юстиции. Там сохранилось вот это вполне архаичное, вполне традиционалистское сознание, что ребенок — собственность семьи. И его гибель, если она всерьез пережита родителями, достаточное наказание для этой самой семьи, и больше наказывать ее не надо. Сильнее Бога не накажешь.

Вот если найдут злой умысел — тогда да, американский срок в 114 лет, а так — не углядели за своим же ребенком, а теперь страдают — пускай идут. Им и так всю жизнь мучиться. Прохлопали свое счастье. Сожгли собственный дом. Уронили с обрыва собственную машину. Случайно выбросили в мусор фамильное колье с брильянтами. Вложили все деньги в «Лемон бразерс», а он и лопни. Сами себя наказали.

Наказывать людей за то, что они по собственной глупости нанесли себе большой ущерб, американскому суду кажется негуманным. Они же и так места не находят, бродят, как тигры в клетке, из угла в угол, стонут от досады, от непоправимости сделанного. Жалко дом, машину, колье, ребеночка.

Ребеночка, конечно, гораздо жальче. Американские родители, те, которые отпущены судом, не могут забыть, ходят к психологам, пытаются искупить вину с новыми детьми, открывают общества взаимопомощи, ездят с лекциями, предупреждают беспечных, утешают таких же. Об этом есть в длинной американской статье, которую многие этой зимой прочли. Вот таких судьи и прощают.

И подход у судей — совершенно традиционалистский. Нечаянно убив ребенка, они нанесли ущерб прежде всего себе, своей семье, а не обществу. Это ж не банкир еще, не журналист, не автослесарь, не домохозяйка. Это же их ребенок.

И вот это «их ребенок, дело семьи, сами страдают и наказаны» — очень перекликается с тем, что говорят противники ювенальной юстиции. Дети — частная, семейная собственность.

А в Европе — не так. В Европе — родитель обязан углядеть. И никакие его страдания не искупают. В Европе ребеночек чуть родится, он уже общественное достояние. Дома его обязаны правильно кормить — вкусной и здоровой пищей, хорошо одевать в натуральное, развивать умственно и физически, воспитать в рамках принятых в стране ценностей. Это все не родительское хотение, это общественный долг, это все общество проверит. Попробуй где-нибудь в Финляндии не отдай ребенка в школу, не своди на флюорографию.
А за это им всякую педиатрию, бесплатную медицину, школу и налоговые вычеты. Но за исполнением долга следят. Так что настоящий враг родительского сопротивления тогда уж не Америка (Америка как раз образец для подражания) а Европа.

Ювенальный СССР

Но тут еще одно противоречие. Потому что так любимый сопротивляющимися родителями Советский Союз практиковал совершенно европейский ювенальный подход — только еще жестче.

Попробовал бы кто-нибудь в СССР не отдать ребенка в школу или начать учить иному, нежели всех, потому что в школе не тому научат. (А ведь там не только хорошо математике учили, а, допустим, еще очень плохо — истории.) Сказать: «Мы ему дадим домашнее образование, европейское или православное приходское, пошлем за границу». Таких бы родителей советская ювенальная система послала далеко, а ребеночка экспроприировала, чтобы не портили общественную собственность.

Попробовал бы кто в СССР уклониться от прививок, ежегодного медосмотра в военкомате. А почему ваш Витя до сих пор не записан в спортивную секцию? А почему не едет в лагерь труда и отдыха вместе со всеми, цикорий в колхозе полоть? А почему он в школу сегодня пришел без пионерского значка?

Кургинян и собранные им родители — одновременно любят СССР и не любят ювенальную юстицию, хотя СССР и был страной с самой жестокой ювенальной системой в мире по части вмешательства общественности и государственности в семейное дело воспитания. Вот уж где приватность семьи и всякие ее традиции ничего не значили.

Вообще, довольно удивительно как люди, сами выросшие в звездочках, группах продленного дня, пионерских отрядах и советах дружины, учат неприкосновенности семьи Запад с его его гораздо более острым, чем у нас, чувством собственности и личного пространства.

И у меня подозрение, что их протест против ювенальной юстиции, он против неправильной ювенальной юстиции, слишком доброй, а если она хорошая и строго спрашивает с родителей, почему дети до сих пор не пионеры, пришли без комсомольского значка, редко исповедуются и причащаются, — они только за.

Нет детской литературе

А вот еще одно противоречие родительского съезда. Кургинян как историк должен меня понять. В святую старину, говорят, не было никакой отдельной детской юстиции. Верно. Но только потому, что в святую и не очень старину вообще ничего отдельного детского не было. Например, медицины или литературы.

Понятие детства как отдельного времени жизни, требующего отдельного подхода, — довольно позднее, если не сказать — очень позднее. Этой идее — по самому щедрому счету — ну, может быть, триста лет.

И для Аристотеля, и для Иоанна Златоуста, и для Фомы Аквинского, и для Спинозы — дети были маленькие взрослые. Задачей ребенка было как можно быстрее и спокойнее вырасти и стать взрослым, не умереть по дороге, как можно меньше шуметь в процессе и вообще — быстрее включиться в настоящий взрослый мир. Пойти пахать, выйти замуж и рожать детей, сесть на коня — и в поход. Тогда не считалось, что детство — что-то самоценное, прекрасное, что хотелось бы продлить, с чем жаль расставаться.

И не приходило в голову писать для детей отдельных книжек. Литература нужна была детям не для того, чтобы развлекать свое детское воображение, а чтобы научиться грамоте. А для этого — после собственно букваря — любой текст с буквами подойдет. Никаких Алис, Карлсонов, Винни-Пухов, Жюль Вернов.

Конечно, была устная детская литература — сказки и песни у колыбели. Но никому до XVII, а по-хорошему — до XVIII и XIX века не приходило в голову это записывать, тем более писать. А так — от древних греков и до не очень древних русских все, включая римлян, галлов, германцев, евреев, арабов, учились по взрослой литературе. Маленький грек сразу начинал разбирать Гомера или какой-нибудь местный эпос (это по картинкам на вазах видно), маленький римлянин принимался за Вергилия или Катона. Хотя нет, римлянин скорее сначала по Эзопу. Вполне могу представить себе лесбосскую девочку, делающую первые шаги в чтении по Сапфо.

С победой христианства вопрос о том, по чему учить грамоте и что читать ребенку, отпал. В России, по крайней мере до XVIII века, ответ на него был один — по Псалтыри, конечно. И по житиям святых. Детской литературе и в России, и даже в Европе от силы века три. И если уж возвращаться к традициям — так надо ее обратно вовсе отменить. Зверушки там какие-то, мишки, пчелки, поросята, тролли, обаятельные летающие тунеядцы, несогласные с режимом капитаны подводных лодок.

Когда озабоченные Кургиняном родители требуют, с одной стороны, какой-то особо прекрасной детской литературы, нравственной и душеполезной, и тут же — запретить ювенальную юстицию, они впадают в довольно очевидное противоречие. Детская литература говорит о том, что есть, есть такая отдельная группа со своими интересами и правами — дети. И тут же они утверждают — нету ее, не нужна ювенальная юстиция, потому что нет такой особой группы — дети со своими правами и своими винами. Есть семья с Псалтырью. Дети временно представлены взрослыми, пока не вырастут. Любые взрослые — какими бы они ни были — лучше любых детей.

Отрицая детей как правовую группу, мне кажется, они в душе не сильно признают ее как интеллектуальную и психологическую. А раз так, поиск самой правильной детской литературы кончится обучением грамоте по Псалтыри и принятым Думой Домостроем в третьем чтении.